Я был на родах…

Он был похож на комок мокрой земли, пересеченный венами. Я даже удивился, когда он закричал. Но когда его крик вдруг затих, я обеспокоено спросил врача, все ли в порядке.

«Все хорошо, - улыбнувшись мне глазами над марлевой повязкой, ответила врач. – У вас мальчик…» За высоким белым окном родзала лежал снег. Часы показывали ровно 16.00. Я не знал, что говорят в таких случаях… У меня до сих пор еще не было таких случаев…

Фото с сайта www.photobox.ru

Теперь, когда я рассказываю знакомым о том, что был на родах, то обычно слышу: «Ну ты даешь! Смелый!» Девушки иногда перебивают на полуслове: «Только, пожалуйста, ничего не рассказывай! Мне еще самой рожать…» Но на самом деле смелость проявлять не приходилось. И страшно тоже не было. Я что-то шептал на ухо жене, держал ее то за руку, то за плечи, но мне все время казалось, что она не слышит меня, даже не чувствует моего присутствия. Казалось, что я совершенно лишний в этом белом, освещенном ярким светом медицинском мире. Медсестры что-то держали и подавали время от времени врачу, акушерка переговаривалась с врачом и тоже все время что-то делала, врач управляла всеми ими и иногда давила жене на живот. Только я и анестезиолог стояли в основном без дела и смущенно переглядывались…

Мои представления о родах оказались неверными, наивными и чересчур романтичным. То, что я увидел, было лишено даже намека на романтику, было до ужаса физиологично и необыкновенно глубоко. Кроме того, впервые в жизни я видел боль, вызванную не болезнью или каким-нибудь ошибочным шагом, а боль позитивную, естественную, которую никто не собирался прерывать или убирать. Боль, которой были даже рады…

Еще меня глубоко поразило то, что на следующий день после родов жена уже ничего не помнила из того, что было с ней накануне. Ее мысли всецело занимал ребенок, а когда я напоминал ей о каких-то деталях вчерашнего дня, она вспоминала их с трудом. Теперь эти детали стерлись из ее памяти совершенно. Благоразумная природа удалила из памяти все, что было связано с той болью, чтобы воспоминания о ней не помешали рожать снова… К мужской памяти природа оказалась не настолько внимательна, поэтому я помню все до мельчайших подробностей и, думаю, не забуду никогда.

Этот день изменил не только мою жизнь, но и мое отношение к женщинам. Я был поражен тем, сколько им нужно вынести, перетерпеть, чтобы на свет появился новый человек. И дело не только в схватках и родовых болях: есть еще токсикозы, внематочные беременности, риски выкидыша, предродовая бессонница … И что поражает больше всего – женщина с легким сердцем взваливает на себя это бремя (не зря «беременность» происходит именно от  этого слова). Не потому что это выгодно или правильно а просто потому что она любит. Как минимум на год женщина буквально выпадает из жизни, отдавая всю себя ребенку. И все это ради любви.

В этой связи я вдруг понял, почему самоубийство, да и вообще любое убийство, считается великим грехом. Ведь это просто плевок в лицо родителям, которые приложили массу сил, чтобы просто подарить жизнь, а потом вырастить ее. Возможно, закономерно и обратное: если сил было приложено недостаточно, и ребенок появился на свет обделенный любовью, ни убийство, ни самоубийство не будут казаться ему такими уж уродливыми…

Я не особо рвался присутствовать на родах. Жена хотела, чтобы я был рядом – я не возражал. Потом, уже дома я рассказал ей о своих сомнениях относительно того, стоило ли мне переживать все это, если я все равно ничем не мог ей помочь. Жена возмутилась:

- Как это ничем не мог помочь!? Да ты знаешь, как ты мне помогал все время, пока был там! Как бы плохо мне не было, я все равно знала, что ты рядом, что я не одна среди этих чужих людей…

Я ничего особенного не делал. Я просто был…

Знаю, что и среди женщин, и среди мужчин есть много противников присутствия на родах отца ребенка. Не буду спорить на эту тему. Скажу только, что лично мне это присутствие дало очень много.